Самодистанцирование
Когда мы с Этаном начали обсуждать способы помочь людям самодистанцироваться от болезненных переживаний, с которыми они тщетно пытались справиться, Озлем Айдук, работавшая в то время над завершением диссертации в моей лаборатории в Колумбийском университете (и ставшая позже профессором Калифорнийского университета в Беркли), также заинтересовалась этим вопросом и присоединилась к нам. Вскоре мы провели первый из многих экспериментов по самодистанцированию.
К исследованию мы привлекли студентов колледжа при университете, которые остро ощущали свое неприятие дорогими им людьми, испытывая «всепоглощающие чувства гнева и враждебности». Мы просили их поразмышлять о своей ситуации одним из двух способов. Половине студентов предложили просто «посмотреть на полученный опыт своими глазами… и попытаться понять свои чувства». Это было «самопогружения», в котором переживания рассматривались так, как мы обычно смотрим на них. Большинство ответов были очень эмоциональными.
- Я пришла в ужас от слов моего молодого человека о том, что он не может продолжать отношения со мной, потому что, по его мнению, я иду прямиком в ад. Я заплакала, уселась на полу в моей комнате в общежитии и попыталась объяснить ему, что моя религия такая же, как и его.
- Накачан адреналином.
- Обозлен. Предан. Разгневан. Считаю себя жертвой.
- Страдаю. Опозорен. Раздавлен. Облит помоями. Унижен.
- Покинут. Не оценен. Отвергнут. Мое достоинство попрано. Сложно общаться.
Для достижения эффекта самодистанцирования мы просили другую половину участников исследования «посмотреть на полученный ими опыт с точки зрения мухи на стене… Попытаться понять "чувства вашего дистанцированного «я»"». Тут реакции были гораздо менее эмоциональными, более абстрактными и менее эгоцентричными.
- Я подумал о днях и месяцах, предшествовавших конфликту, и вспомнил о связанных с учебой стрессах и эмоциональных встрясках, которые я пережил, об отсутствии удовлетворенности своими делами в целом. Все эти глубинные течения и явные разочарования делали меня раздражительным и часто порождали конфликты из-за пустяков.
- Я сумел увидеть конфликт более отчетливо… Сначала я больше сочувствовал себе, но затем стал понимать, что чувствовал мой друг. Как ни странно, я понял его мотивы.
Результаты оказались поразительными. Когда участники анализировали свои чувства с позиции погруженности в себя, то они подробно рассказывали о конкретных деталях, как если бы заново переживали опыт (например, «Он велел мне убираться» или «Я помню, как она обманывала меня») и активировали негативные эмоции («Я чувствовал себя раздраженным, обозленным, преданным»).
Но когда они анализировали свои чувства и вызвавшие их причины на расстоянии, например с позиции «мухи на стене», то оценивали событие заново, а не просто пересказывали его и пробуждали страдания. Они смотрели на него более вдумчиво и менее эмоционально, позволяя себе реконструировать и объяснять неприятное прошлое такими способами, которые предотвращали дальнейшее копание в нем.
Вопрос «Почему я чувствую себя так?» вызывает страдание, когда человек погружен в себя, и может ослабить боль и дать облегчающее адаптацию объяснение, когда он смотрит на произошедшее с позиции стороннего наблюдателя. Прежде чем психотерапевты станут задавать своим глубоко погруженным в себя пациентам вопрос «Почему?», им стоит подумать о возможных последствиях — и о том, как помочь пациентам поразмышлять о своем опыте с расстояния, чтобы их «горячая» система не стала еще «горячее», а «холодная» помогла трезво обдумать произошедшее.